Хеврон

У меня есть друг, который часто ездит в горячие точки, и меня подзуживает:
— Едешь в Турцию? Бери машину в Курдистан!
— Будешь в Иордании — заедь в Ирак!

Однажды я сказал ему, что еду в Палестину:
— Держись подальше от Хеврона.
С туристического форума

Палестина — не единое государство, а разорванная в лоскуты территория, поделенная на три зоны.

В зоне A живут только арабы, а израильтяне не имеют права находиться здесь без специального пропуска — это неоспоримая палестинская территория. В зоне B разрешено пребывание для всех. И, наконец, зона C — только для израильтян и проезда палестинцев.

Когда говорят об оккупации Палестины, прежде всего имеют в виду зону С. Именно зона C делит непризнанное государство на куски, создавая огромные проблемы для жизни и передвижения по стране. Например, в зоне С палестинцам запрещено что-либо строить без особого разрешения израильских властей. Разумеется, такое разрешение получить на практике просто невозможно — 95% заявлений отклоняются, в то время как израильтяне получают разрешение без проблем. При этом в зоне С находится большинство природных ресурсов Палестины: плодородная земля, лес, минералы и вода.

И эта земля, к которой у людей нет доступа, занимает больше половины всей Палестины. Взглянем на карту: бежевые клочки — это зоны A и B, а огромная синяя территория двух оттенков — зона C. Вот, что представляет из себя Палестина. Разорванную в клочья страну!

В масштабах страны такое деление представить не так уж сложно, но как насчет конкретного города?

Хеврон поделен особым образом, отличным от всей остальной Палестинцы. Четверть города отделена в особую зону H2, которая выделена специально для евреев. Остальной город занят палестинцами и находится в зоне H1. При этом на границе двух зон, прямо посреди улиц города, стоят контрольно-пропускные пункты с вооруженными солдатами, которые не разрешают кому попало пересекать границу.

Каково это: жить в обычном городе, перерубленном пополам? Проходить досмотр посреди улицы? Не иметь возможности попасть в часть бывших школ, рынков, магазинов?

До Хеврона практически невозможно добраться из Иерусалима напрямую, если только не ехать с палестинцем на автомобиле через какие-нибудь хитрые объездные пути. Прямого автобуса или такси здесь быть не может, ведь дорогу в Хеврон перегораживает израильская стена еще у Вифлеема, а проезд по зоне С возможен на автобусе только до небольшого поселка Кирьят-Арба.

Кирьят-Арба — одно из первых еврейских поселений, созданных в Палестине. Место крайне неспокойное, расположенное совсем рядом с Хевроном. Здесь постоянно происходят теракты и жестокие столкновения между израильтянами и палестинцами. Кирьят-Арба — стратегическое место. Как и в Вифлееме, в Хевроне расположено одно из святейших мест для иудаизма. Евреи называют это место Меарат-ха-Махпела, арабы — мечетью Ибрагима, а христиане — пещерой Патриархов.

Кирьят-Арба

Автобус прибывает в Кирьят-Арбу, и первое знакомство с Хевроном и его ужасом начинается прямо здесь. Как пройти в город отсюда — еще нужно догадаться. В путеводителях не слишком подробно описывается весь маршрут, а район совсем не туристический.

Перед поездкой в Хеврон вообще стоило бы очень серьезно ознакомиться с этим местом. Это совсем не Вифлеем, хотя после Вифлеема может и показаться: куда уж круче? Но проблема еще и в том, что почти нигде не описывается, что на самом деле представляет из себя Хеврон. Только сухие данные о том, что город-де разделен на две части. Ну, разделен, и что с того? Вся страна разделена.

– Куда идете, ребята? – Неожиданно сзади слышится русская речь.
– В Хеврон.
– О-хо-хо, в Хеврон! Черт вас сюда понес?

Случайным встречным оказывается невероятно типажный персонаж: полный мужчина лет пятидесяти, в клетчатой рубашке, лужковской кепке, густо бородатый, с помятым пакетом продуктов из одного супермаркета в Иерусалиме, в гомерически огромных очках с двойным стеклом.

– А зачем же вы собрались в Хеврон? Сегодня же пятница, с закатом солнца начнется шаббат. Помнится, был какой-то приказ — не пускать иностранцев в Махпелу перед шаббатом.
– Слышали что-то такое, поэтому и торопимся, – К тому времени, как автобус прибыл в Кирьят-Арбу, уже было полчетвертого, а солнце садится чуть позже семи. Нужно было успеть осмотреть все до заката, чтобы не бродить по военной зоне ночью.
– Да не торопитесь. Вы хоть что-то знаете про Хеврон? Как туда пройти и что там делать?

Персонажа звали Исраэль Луговской, и он оказался бывшим советским мигрантом, уехавшим во времена перестройки. Наверное, из-за того, что Луговской был профессором и автором нескольких статей по лингвистике, его рассказ о Хевроне оказался настолько изощренным, что пришлось потерять целый час, слушая сюжетные хитросплетения между повестью Стругацких и балладой о террористе Барухе Гольдштейне.

Луговской о Гольдштейне

Барух Гольдштейн. Если читатель до сих пор слышал только о палестинском терроризме, то это имя — самое громкое имя среди террористов-евреев. Когда-то в 1994 году местный врач, выходец из Соединенных Штатов доктор Гольдштейн ворвался в пещеру Патриархов и открыл шквальный огонь по молящейся толпе мусульман. В этом теракте погибло 30 человек и было ранено более 150, после чего Гольдштейна сбили с ног огнетушителем и забили до смерти железными прутьями.

Луговской рассказывал страшные и запутанные вещи про Хеврон. Он лично знал отца Гольдштейна, да и, как кажется, знал и самого террориста, только не стал об этом говорить. Его хорошего друга подкараулили и убили палестинцы где-то там, между тех хибар по пути в город, через которые как раз был проложен маршрут в навигаторе.

– Как жаль, ребята, что вы мне раньше не позвонили!
– Да кто же знал, что вы есть?
– Эх, да. Вот бы я вам поводил по Хеврону. Показал бы Махпелу, все эти места — где резня была, где моего друга убили… Кстати, вот здесь, за заборчиком, могила Гольдштейна. Его хотели похоронить на старом еврейском кладбище, в Хевроне. Армейские власти воспротивились. Почему? Ясное дело: арабы стали бы приходить и разрушать его могилу. Поэтому местный раввин настоял на том, чтобы похоронить его вне города, здесь, в Кирьят-Арбе. Временно. Но с тех пор прошел уже 21 год. Сначала там была просто плита, потом её замостили. Можете сходить, посмотреть.

Через дорогу от места нашего разговора, в конце небольшой аллеи, за невысоким забором, действительно обнаружилась надгробная плита с надписями на иврите. Ни в одном путеводителе и ни на одной карте такое место, конечно, не может быть отмечено. Найти его случайно невозможно. Да и знать о каком-то Барухе нельзя, если не увлекаться историей палестинского конфликта. Но какой все-таки это артефакт: монумент террористу!

Ничья земля

Дорога из Кирьят-Арбы в Хеврон идет через холмистую местность по каким-то совершенно немытым хибарам и петляющим улицам. Карты этой местности неточные, навигатор сбоит.

Но даже если сориентироваться и идти правильно, то все равно невозможно догадаться, как войти в Хеврон. Вот, куда приводит карта. Хеврон на горизонте, а уходящая вниз дорога делает резкий поворот вправо. Ни указателей, ни переулочка — нет никакого намека на то, как пройти в город.

Зато в атмосфере начинает витать какое-то нервное напряжение. Вслед доносятся крики местной молодежи на арабском, по крышам домов бегают дети и запускают самодельных змеев, сделанных из черных полиэтиленовых пакетов. Такие же делают в индийских трущобах. Но то миролюбивая Индия, а это воинствующая Палестина.

Помогли только местные, любезно проводившие до самого пропускного пункта. Честно говоря, на миг показалось, что нас ведут убивать: после спуска по дороге нужно было свернуть налево, юркнуть между домами на лестницу и пройти через пещеру, выдолбленную, наверное, уже много веков назад и заросшую домами.

Это просто невозможно — догадаться самостоятельно, что идти нужно именно сюда! А после рассказов Луговского было совсем не по себе: как раз где-то здесь со спины подошли и убили его друга палестинцы.

Хеврон мутит сознание с первых шагов. По дороге из Кирьят-Арбы нужно пересечь пропускной пункт с солдатами, показав им паспорт и визу. Это значит, что происходит переход с израильской части на палестинскую.

Палестинская часть, на которую попадаешь после блокпоста, в ширину имеет метров триста. После прохода через неё и выхода из пещеры вновь встречается пропускной пункт, за который сопровождающий палестинец уже не может пройти. Это значит, что мы опять попадаем на территорию Израиля, не успев провести и двадцати минут в Палестине.

Пока все понятно. Но после прохождения контроля на входе в Хеврон оказываешься зажатым между двумя заборами. За забором справа стоит пещера Патриархов — она находится в Израиле. За забором слева развалины и жилые дома — они находятся в Палестине.

А где находится сама дорога?

Спуск в город несколько десятков метров так и идет между заборами.

И затем упирается в небольшую площадь с парком. В стороне стоит дом с израильским флагом.

Совсем рядом с ним — ограждение с палестинским флагом. Что за этим забором — Палестина? А перед ним, получается, Израиль?

Перед пещерой Патриархов стоит полицейский участок с флагами Израиля.

Однако стоит пройти от него вверх и вправо — попадаешь на палестинскую свадьбу, не встретив никаких заграждений по пути.

Но как? Как это возможно, если при таких переходах на Западном Берегу привычно видеть блокпосты с проверкой документов? Если Кирьят-Арба была еврейская, после первого досмотра мы оказались на палестинской территории, а после второго — в еврейской части Хеврона, то где мы сейчас? Это Палестина или Израиль?

И дорога между заборами — кому принадлежит эта дорога? Она ведь находится как будто между двумя странами. Но при этом, получается, не принадлежит ни одной из них!

Видите ли, дорогой читатель. Это ощущение очень сложно передать словами, но, находясь в Хевроне, нельзя понять, где находишься. Человеку привычно осознавать себя в конкретное время в конкретном месте: сейчас, в два часа ночи, автор сидит у себя дома, на родной улице в небольшом областном городе, который расположен в стране под названием Россия. И читатель находится у себя дома, на своей улице и в своей стране, которую он знает точно и однозначно.

Хеврон лишает этого фундаментального понимания: стоя на земле, зная свои координаты и даже название города, не можешь сказать, где именно находишься: в Палестине или в Израиле? Это чувство сложно передать. Но если думать об этом, оно начинает сводить с ума, и рассудок буквально кричит: «Ответьте, ответьте мне немедленно! Где я? Скажите точно, я должен знать это прямо сейчас: где именно я нахожусь? Что это за страна, чья она?!».

Находиться на этой дороге между двух стран — все равно что попасть в зазеркалье, в параллельный мир, в черную дыру, которая проецируется внутрь шкафа, стоящего в комнате. Нельзя, ну нельзя стоять на дороге и не быть в какой-то определенной стране!

Так и стоишь на ней, не понимая, где стоишь. А тем временем по городу на больших военных джипах ездят солдаты, полностью экипированные: в тяжелых бронежилетах, с винтовками наперевес, с фонариком и аптечкой в карманах, дополнительным пистолетом, в пурпурном берете или каске, с рюкзаком, наколенниками, рацией, и в тяжелых военных ботинках.

– Господа! – Решился я спросить их, – Прошу прощения, вы не могли бы подсказать, где мы сейчас находимся? Я понимаю, что это звучит странно. Но вот там Израиль, а вон там Палестина. Если мы с вами стоим между ними, то где мы, получается, стоим?
– Да мы сами не знаем. Военная зона это. Спорная территория.

Спорная территория. Вот как она выглядит: ничем не отличается от обычной, только сводит с ума. Что ж, по крайней мере такое объяснение — спорная территория — помогает рассудку временно успокоиться.

В это время где-то неподалеку начинает что-то взрываться и шипеть, как будто пулеметная очередь. Солдаты переглядываются.

– Это что, стрельба?
– Да нет, фейерверки, скорее всего. Они тут любят так провоцировать, петарды запускают. Такое постоянно.

Хеврон — гнетущее место. Все напоминает о том, что это настоящая военная зона.

Все окна домов заколочены и зарешечены, на многих крышах стоят будки, из которых в период волнений могут следить снайперы.

На улицах разбросаны бетонные блоки в форме буквы П, которые используются как прикрытия в перестрелках.

Для лучшего контроля улиц города проходы между домами забаррикадированы грудой бетонных блоков или ржавых канистр — чем придется — главное, чтобы оставалось как можно меньше путей наступления врага, чтобы передвижение было возможно только по основным улицам.

Заколочены железными щитами некоторые проходы в дома.

Но самое-самое — это блокпосты посреди улиц. Туристы проходят через них без проблем, а вот палестинцев каждый раз ждет досмотр всех личных вещей.

Чуть отойдя от центральной площади, где стоит полицейский участок, лишний раз подумаешь: а стоит ли идти дальше?

В Хевроне можно снимать фильм ужасов. Когда посреди разрушенного войной города с чучелами террористов на крышах домов и укрытиями от обстрела одинокий ободранный пацан играет в мяч, отбивая его от бетонных перекрытий и кричит что-то на арабском, увидев белых людей, — внутри что-то передергивает.

Дорога ведет дальше, в еще более настоящий Хеврон. Но стоит ли туда идти?

Нет, это слишком. Стены Вифлеема еще можно было стерпеть, они были мирными, хотя и выглядели устрашающе. В Хевроне же попросту идет война. Лучше сматываться отсюда. И не тем путем, каким пришел — второй раз через те пещеры идти не хочется. Из города можно уехать по палестинской части, только как к ней пройти?

Город-призрак

Единственное спокойное место в Хевроне — рядом с пунктом полиции и пещерой Патриархов. Пещера уже закрыта: на часах пять, скоро начнется шаббат. Зато здесь постоянно дежурят военные и относительно чисто. По пути встречается пара молодых людей в одежде защитного цвета с маркировкой EAPPI — международная религиозная организация с миротворческой и наблюдательной миссией в Палестине. По виду ребята чем-то напоминают Свидетелей Иеговы: такие же типажи со светлыми волосами, в одинаковой одежде и с милой улыбкой на лице, за которой читается какая-то сверхидея.

– Добрый день. Вы не подскажете, как отсюда выбраться?
– Здравствуйте. А куда вам нужно?
– В Иерусалим или Вифлеем. Лишь бы отсюда подальше.
– Вы евреи? Из Израиля?
– Нет, из России.
– Это хорошо... – Что он хотел этим сказать? – Ох, как бы вам объяснить. Слева от пещеры Патриархов есть пропускной пункт. Нужно пройти через него, потом повернуть налево и пройти через еще один — вы окажетесь на улице, там будет старый заброшенный рынок. Улица прямая, с двух сторон дома — вам просто нужно идти прямо. В одном месте будет поворот, улица начнет загибаться, — игнорируйте, идите прямо до тех пор, пока не выйдете с рынка в город. А там вы найдете такси, маршрутку или автобус — он вас подвезет до Вифлеема. Там уже пройдете за стену и поймаете такси до Иерусалима.
– Понятно, а можно ли уехать по еврейской части?
– Я бы не советовал.
– Но мы сюда именно так попали. Мы сумасшедшие, да?
– Да нет, ну что вы.
– А на заброшенном рынке безопасно?
– Да, конечно.
– Точно?
– Хм, да безопасно там. Не бойтесь.

Не бойтесь. Легко тебе говорить, в своей униформе-то.

За двумя блокпостами действительно оказался заброшенный рынок. С двух сторон улица зажата между непрерывными стенами домов с заколоченными дверями.

Сверху на протяжении всего рынка натянута железная сетка с кучами мусора на ней. Говорят, что это евреи, живущие на верхних этажах, скидывают мусор из окон на арабов.

Эта улица — часть старого города, сейчас находящаяся в израильской части Хеврона. Не до конца понятно, что здесь происходит. Если пройдены блокпосты, то почему это израильская часть? Как могут евреи кидать мусор на арабов, если они вообще не должны жить в одном доме?

Деление Хеврона простое только на бумаге. Кажется, здесь все-таки могут жить одновременно оба народа. Только они разделены между собой вплоть до того, что по правой стороне одной улицы могут ходить только евреи, а по левой — только палестинцы. И все под надзором военных. Чудовищное место.

На заброшенном рынке оказалось еще неуютнее, чем среди развалин. Отсюда некуда свернуть, даже улететь нельзя — сверху сетка. На улице никого, только иногда пройдут какие-нибудь женщины в черных абайях или подозрительные арабы, косящиеся на иностранцев.

Хочется уйти отсюда побыстрее. Но возвращаться назад нельзя, путь этот теперь единственный. Можно только прибавить шагу, даже побежать немного, чтобы поскорее выйти в город и сесть в автобус.

А тут еще встречаются дети. Сумасшедшие палестинские дети, которые рассекают по заброшенному городу на своих велосипедах. Они как будто чувствуют страх и специально играют на этом: разгоняются по прямой улице и на полной скорости летят прямо в тебя, да еще крича при этом что есть сил: «А-А-А-А-А-А!».

Пытаешься отскочить — а они выруливают на тебя! В последний момент резко тормозят и уходят с заносом в сторону. Мурашки по коже. Начинаешь ускорять шаг — слышишь злорадный детский смех вслед. Фильм ужасов.

И где-то посреди этой улицы висит старая табличка «Туристический центр». Какого хрена! Точно, расчет на то, чтобы кто-нибудь свернул в подворотню, где ему всадят заточкой в бок.

Рыночная улица продолжается уже полкилометра, а выхода все нет. Наконец, она делает долгожданный поворот, где хотя бы видно небо над головой. Это половина пути.

Первые люди. Развалины домов с израильскими флагами, будками на крышах и колючей проволокой.

После небольшой передышки улица снова ныряет в рынок, теперь вместо домов по сторонам стоят пустые прилавки, а вместо железной сетки на потолке висят рваные лоскуты, сшитые из пакетов и тряпья.

В конце концов заброшенный рынок кончается, выводя к более-менее приличной улице, на которой, правда, нет никаких автобусов или такси. И на карте никаких остановок нет. Что теперь? Идти вперед? Если мы уже сбились, то попадем в точно такие же трущобы. Идти назад? Никогда! Только не на рынок снова!

Внезапно со стороны рынка выходит прилично одетый молодой человек, в офисной белой рубашке и черных брюках. Палестинец.

– Эй, привет.
– Ну, здравствуй. (Тебя еще не хватало.)
– Что ищете?
– Автобусную остановку. Убраться отсюда хотим.
– А, это вам нужно туда дальше пройти. Или вернуться назад, можете уехать через еврейскую часть, там автобусы.
– Мы только что оттуда, нам сказали, что лучше через палестинскую часть уехать. Но тут автобусов что-то никаких нет.

Парень в белой рубашке внушает доверие и говорит на хорошем английском. Кажется, с ним можно вести диалог.

– Слушай, дружище. А что тут происходит? Заброшенные рынки, военные, кошмар какой-то.
– Ха, так это же Хеврон. Вы не в курсе? Евреи поделили город пополам, оккупировали полгорода, поставили блокпосты. Мы тут ходить спокойно не можем, там наши дома остались, школы. Рынки все пришлось закрыть. Вы по городу хорошо погуляли, все видели?
– Нет, только часть рядом с пещерой Патриархов. Дальше не пошли, там одни руины. Решили уехать.
– Зря! Пойдемте со мной, покажу тут все!
– Да что-то это. Стрёмно как-то.
– Почему, чего бояться? Посмотри вокруг. Вон блокпост, там военные. Они нас охраняют. Там дальше полиция, снайперы везде. Чего боятся? Тут военная зона, каждый шаг под контролем. Пойдем, покажу город. И, кстати, я из правозащитной организации. Покажу вам свой проект.

А черт с тобой! Пошли. Впереди неизвестно что, позади рынок с сумасшедшими детьми. И если тут оставаться навсегда, то хотя бы город посмотреть. Тем более, правда: военные же везде. Может быть, Хеврон не такой уж страшный?

И мы разворачиваемся и идем назад, только не через рынок, а несколько правее, другим путем, куда ведет наш случайный гид — не до конца понятно, куда именно, но точно ясно, что как раз в ту часть города, перед которой мы тогда спасовали.

На дороге снова появляются бетонные завалы. Теперь уже с надписями «Бойкот Израилю! Победим город-призрак!».

Через двести метров возникает серьезный блокпост, через который мы проходим без проблем, а нашего спутника досматривают: заставляют вынуть все вещи из карманов.

После перехода блокпоста гид, чертыхнувшись на солдат, начинает свою экскурсию.

Гид рассказывает: «Эта часть города называется „Город-призрак“. Когда-то весь Хеврон был палестинским, но в его исторической части рядом с пещерой Патриархов жило несколько сотен евреев. Потом еврейский террорист Барух Гольдштейн расстрелял молящихся мусульман в мечети, тогда израильские власти закрыли все магазины и запретили палестинцам ездить по улицам, поставили везде своих военных.»

«Они называют это защитой. Но в той части города жило 30 тысяч палестинцев! А они тут разнесли и перекрыли всё ради каких-то 300 евреев! Посмотрите: видите, тут все закрыто, заколочено? А раньше тут был рынок, люди ходили.»

Гид сворачивает с улицы и поднимается по старой лестнице наверх. На вершине небольшого холма — а весь город построен на холмах — виднеется знакомая по Вифлеему снайперская вышка. Наверное, там проходит и местная стена.

С высоты открывается отличный обзор Хеврона.

И теперь, после рассказа гида, становится понятно, как могут израильтяне и палестинцы жить в одном месте: Хеврон был совершенно особенным случай, когда два народа разделить по четкой линии было просто невозможно: они жили здесь под боком друг у друга много веков подряд. Схватывались, резали друг друга — все бывало, но город был целым до тех пор, пока не пришел 21 век с его интифадами и террористами.

Теперь Хеврон поделен на две части, однако несколько десятков тысяч палестинцев, живших на новоиспеченной израильской части города, невозможно было единомоментно взять и выселить. Пришлось допустить смешение: арабы могут жить на еврейской части, но с кучей средневековых ограничений.

Израильская часть Хеврона постоянно напоминает о себе: то флаги стоят, то водонапорная башня со звездой Давида.

Гид приводит на старое мусульманское кладбище. Прекрасное, умиротворенное место. Мечта. Какой-то старец в арабской одежде ведет толпу детей. Проходит мимо, останавливается.

– Вы откуда? Из США что ли?
– Нет, из России.
– А-а-а, это хорошо.

И уходит дальше. Замечательное место. Душевные люди.

Внезапно к гиду присоединяются двое друзей, непонятно откуда взявшихся посреди кладбища. Хоронили кого-то? Впрочем, ребята оказываются такими же интеллигентными, как и сам гид. Только один из них выглядит немного устрашающе: с вытянутой шеей, слегка свернутым носом и кровяными подтеками в глазах. По всему видать: плохо спал.

– Эй, привет! – Парни подошли, поздоровались с гидом и представились какими-то арабскими именами, – Вы туристы? Откуда?
– Из России.
– О-о-о! – Неожиданно тот страшный, со сбитым носом, переходит на русский язык, – А я учился 5 лет в Минске! Мне очень нравилось в России. Вы хорошая страна, американцы вот плохие. Мы в Палестине любим Россию, она нас поддерживает. Правда, Минск не в России. Я когда ехал, не знал. Оказалось, что это в соседней стране, но разницы никакой.

Гид представляет друзей: «Мы вместе работаем в неком подобии благотворительной организации. Собираем деньги для больных, стариков и детей. И еще у нас есть один особый проект, тут недалеко наш офис, как дойдем — обязательно покажу!»

С кладбища можно увидеть пещеру Патриархов — в левой части фотографии. Значит, мы уже вернулись туда, откуда начинали.

В этой части Хеврона лучше всего видно, как сильно досталось городу.

Лежат расколотые каменные блоки.

Дорога через кладбище завалена строительным мусором от снесенных домов.

Руины.

Здесь действительно была бойня.

Разрушенные дома.

Израильские блокпосты посреди улиц.

По кладбищу бегают дети и просят денег.

Чьи-то заброшенные такси стоят у домов в пыли и со спущенными колесами.

Ужасная разруха, свалки мусора.

Пустые улицы с детьми, гоняющими на велосипедах — больше местной шпане заняться нечем. Здесь нет детских площадок.

Но есть дети. Несчастные, бедные дети. Пока они малы и не до конца понимают, в каких условиях живут.

Гид все это время рассказывает про те ужасы, с которыми сталкиваются палестинцы: «В оккупированной части города нет нормальных школ, больниц, магазинов. Приходится ходить на работу несколько километров в другую часть Хеврона. Университет в городе всего один, не хватает на всех».

На протяжении всего рассказа он упоминает какой-то «проект», при этом никак не дает понять, что это за проект. Наконец, мы приходим в какой-то закуток, к полуразрушенному дому. Обходим его сзади. Гид открывает дверь на первом этаже, ведущую куда-то вниз, в подвальное помещение, и говорит: «Прошу! Это наш штаб. Проходите, я покажу вам проект».

Конечно! Как же можно отказаться от такого приглашения? Пройди-ка, милый, в подвал заброшенного дома в Хевроне — мы тебе проект покажем! Но все-таки любопытство и вера в людей берет верх, а комната за дверью, при ближайшем рассмотрении, оказывается, ведет вовсе не в подвал, а просто в небольшое помещение с диваном, компьютером и ковром.

И мы проходим в палестинский штаб. Гид включает компьютер и торжественно объявляет: «Вот! Это наш проект».

Проектом оказывается самое обычное сообщество в социальной сети под названием «Хевронский центр мира». Ребята собирают деньги на благотворительность и ведут небольшой блог о Хевроне.

Что действительно оказалось приятным — этот парень, похоже, не врал. Даже показал бумагу, исписанную детским почерком. Школа английского языка, в которой он преподает.

Вот только бумага оказалась исписана не упражнениями на времена глагола и неопределенный артикль, а политической программой, которую впаривают детям в этой английской школе: «Оккупация жилых домов палестинцев в Хевроне давно уже не связана с миротворческой деятельностью, Израиль просто хочет захватить город. Например, они переименовали мечеть Ибрагима в Махпелу…».

В заголовке листа — недорисованная звезда и палестинский флаг с сердечком.

Что там рассказывала Кристи из Вифлеема? О том, как повстанцы вовлекают в свои игры детей с малолетства?

Жаль, что нет такого же интервью про Вторую Интифаду в Хевроне. Она была куда кровопролитнее, чем где бы то ни было. И город подвергся такому мощному разрушению не из-за террориста Гольдштейна — он был просто мерзкой выскочкой, мстившим за убитого друга — а из-за того, что произошло несколько лет спустя. И происходило много раз за всю историю этих мест.

А чего стоит претензия по поводу переименования мечети Ибрагима в Махпелу? Учитывая, что эта гробница описана еще в Ветхом завете.

Вифлеем по сравнению с Хевроном кажется просто морем спокойствия, штилем. Хеврон — это столкновение двух народов лоб в лоб без возможности решить конфликт ни мирным путем, ни строительством стены. Пещера Патриархов, в которой погребены четыре праотца и их жены, почитаемые во всех трех религиях, не идет ни в какое сравнение по степени религиозной силы с гробницей одинокой Рахили.

Вифлеем обнес гробницу стеной. Пещеру Патриархов стеной не обнести. Палестинцы не потерпят таких ограничений. Точно так же и евреи не потерпят, ведь они готовы малой группой жить в палестинском городе, в постоянных стычках с мусульманами, но не уходить со святых мест.

Поэтому в Хевроне арабам и евреям приходится уживаться на одних улицах и ходить в одну и ту же мечеть-синагогу. Пещера Патриархов сейчас поделена на две части: мусульманскую и еврейскую, и каждые молятся только на своей части, кроме десяти особых дней в году, когда открываются оба зала.

И все-таки. Мы находимся в подвале заброшенного дома, вместе с двумя палестинцами, посреди разрушенного города-призрака, где война, теракты и убийства давно стали нормой; в месте, про которое нельзя даже однозначно сказать, чье оно; где-то между мусульманским кладбищем, снайперскими вышками, пещерой Патриархов и бетонными блокпостами.

Почти убегая из Хеврона час назад — как, черт возьми, могли мы вернуться назад? Он вел нас сюда, чтобы посадить на автобус в израильской части, а куда привел?

– Дружище, у тебя отличный проект. Я очень рад знакомству, но нам пора идти. Ты говорил, что здесь есть автобусная станция?
– Да, здесь недалеко. А может кальян покурим? Сейчас сделаю!
– Нет-нет, не надо никакого кальяна. Времени уже нет.
– Хорошо. Слушай, мы все-таки занимаемся благотворительностью. Если не жалко, можешь немного помочь деньгами? Смотри, сколько я тебе всего рассказал про город и нашу жизнь. Сколько не жалко?
– Конечно! Вот, держи. Это все, что я могу дать. Остальное на проезд до Иерусалима, – Я отсчитываю 50 шекелей и даю гиду. Все-таки без его экскурсии не получилось бы увидеть город.
– Спасибо, – Гид берет деньги, а краем глаза замечает мою пластиковую карту, – Здесь, кстати, есть банкомат. Может, снимешь побольше? И на проезд хватит.
– Э-э-э… банкомат?! Здесь? – О чем он говорит, какой банкомат? Полгорода уничтожено войной, какой банкомат?
– Ну да, тут недалеко. Давай провожу?
– Послушай, дружище, даже если здесь есть банкомат, больше дать не могу. Надо бежать на автобус, сколько времени?

На часах была половина восьмого. Солнце садится через десять минут. Оставаться в Хевроне на ночь — господи, только вот этого не надо! Поскорее вскинув рюкзаки, мы быстрым шагом пошли к автобусной станции, вместе с гидом, который никак теперь не мог от нас отвязаться. Что ему еще нужно?

Прошли через израильский блокпост. Вышли к тому месту, где одинокий пацан чеканил мяч о стену. Совсем недалеко от пункта полиции, пройти несколько сот метров. Но вокруг уже собиралась толпа палестинцев, которые как будто специально вылезли из своих домов именно к темноте. Сбежались к нам с разных сторон, десяток человек. Гид поздоровался со всеми, посмотрел на закатное небо.

– Ребят, слушайте. Кажется, уже закрыта автобусная станция. Ошибся я. Вам туда идти не надо, вам надо в палестинскую часть, туда, где я вас впервые встретил. Давайте провожу?

В этот момент страх начал накатывать уже по-настоящему. Автобусная станция закрыта. На улице сумерки, освещения в этой части города нет, только руины и кладбище. Вокруг толпа палестинцев. Зачем они окружили нас, почему не дают пройти? Что они сделают в следующий момент? Накинутся? Вежливо попросят отдать камеру?

Но толпа не накидывалась и не отбирала вещи, только каждый задавал наперебой свои бесконечные вопросы: кто вы такие? откуда? зачем приехали сюда? сколько стоит камера? Подбежали дети, облепили со всех сторон, начали хватать за одежду и просить деньги. Не отставал и гид. Теперь уже, позабыв про автобусную станцию и банкомат, он придумал новый повод, чтобы оставить нас в Хевроне.

– Ребята. Я тут подумал, зря я у вас деньги взял. Как же вы доберетесь ночью? Пойдемте ко мне в штаб, я все верну. Пойдемте!

С наступлением ночи Хеврон из крайне неуютного города превращался в настоящий ужас, откуда можно было только бежать. Бежать, куда глаза глядят! И мы побежали. Толпа и дети, окружавшие нас, расступились, оставшись позади. Никто не стал сжимать цепь, нас просто отпустили. Но не успели мы пробежать и нескольких метров, как сзади раздался крик:

– Э-э-э-й, ст-о-о-о-о-й!

Секундный взгляд назад заставил остановиться: толпу палестинцев уже окружили несколько вооруженных израильских солдат и повели куда-то к блокпосту. Кто-то из толпы, то ли палестинец, то ли солдат зазывающе махнул рукой в нашу сторону.

«Конец прогулке» — пронеслась в голове отчаянная мысль. Пришлось покорно вернуться и пройти вместе с солдатами к блокпосту. Что они теперь с нами сделают? Будут допрашивать, конечно. Зачем фотографировали? Зачем прошли в штаб и что там делали? Зачем давали деньги? Но солдат, кажется, беспокоили только палестинцы.

Гида начали обыскивать. Он прошел блокпост, не предъявив пропуск и не выложив вещи из карманов. Теперь он стоял с поднятыми руками, а солдаты осматривали его личные вещи.

– Смотрите, смотрите, как они унижают нас! – Кричал гид, – У тебя камера, снимай этот беспредел!

Тут стало понятно, что никакие фотографии двух заблудших туристов солдат не интересуют. Удивительно, но в Израиле мало беспокоятся по поводу фотосъемки: подумаешь, военная зона, стена, снайперы. Что такого? Израильская армия делает вид, что у неё ни от кого нет секретов. Если они и обыскивают палестинцев просто за то, что они прошли по улице без пропуска, то они этого не скрывают, а уверяют, что это необходимо для всеобщей безопасности.

– Снимай, снимай, как они унижают нас! – Кричал гид. Но с меня было достаточно. «Извини, дружище. Я лучше как-нибудь на словах расскажу» – с этой мыслью, убедившись в последний раз, что солдатам дела до нас нет никакого, мы вновь побежали к пещере Патриархов, пока не произошло что-нибудь еще.

Выхода нет

У полицейского участка, рядом с Махпелой, оказалось светло и спокойно. Прямо напротив полиции была разбита аккуратная лужайка — необычное, единственное зеленое место в Хевроне. Когда был день, на лужайке отдыхало несколько евреев. Но сейчас, к ночи, вся она была занята палатками, а дорога рядом с ней была забита автомобилями, в которых копошились евреи, достающие матрасы, свечи, стулья и теплую одежду.

Они приехали сюда на шаббат.

Боже, что же это за проклятое место! Город разрушен, вокруг кладбища и руины, чуть свернешь за угол — и попадешь к палестинцам, у которых непонятно что на уме. Вот только этого еще не хватало — перед Махпелой ортодоксальные евреи каждую ночь с пятницы на субботу устраивают пикник! Обустроили зеленую лужайку посреди военной зоны рядом с пунктом охраны и приезжают сюда на шаббат, чтобы провести свой священный день поближе к могиле библейских праотцов... Безумие! Секта!

Времени рассматривать весь этот маскарад не было — из Хеврона хотелось убраться любой ценой. Поднявшись по ничьей дороге, зажатой между двумя границами, мы вышли к блокпосту на входе в город, через который все еще надеялись попасть на израильскую часть. Может быть, все-таки есть еще автобусы? Или попутчиков кто-нибудь возьмет.

– Стойте. Вы куда собрались? – У блокпоста стояло двое вооруженных солдат.
– В Кирьят-Арбу.
– Нельзя.
– Почему нельзя? Нам нужно в Иерусалим.
– Вы откуда?
– Из России.
– Ну, здарова, – Солдат перешел на чистейший русский язык, – Я сам оттуда.
– Ох, вот это встреча! – Такой встрече невозможно было не обрадоваться. Израильский солдат из России! Хоть кому-то можно доверять, хоть кто-то поймет и поможет, – Может, вы нам объясните, как отсюда уехать? Мы уже устали от этого Хеврона, черт сюда занес!
– А вы отсюда уже не выйдете. Хеврон закрыт. У евреев шаббат. Запрещено входить и выходить всем, кроме евреев, до конца шаббата.

Сквозь землю провалиться. Нет, что это значит? Город закрыт на шаббат?! Но это же до следующего заката, до субботы!

– Вы что, серьезно? Нам что, здесь ночевать? Но ведь отель, самолет… Выпустите нас!
– Не могу, приказ никого не выпускать. Можете заночевать здесь. Там внизу у евреев кемпинг. Попросите их, может, помогут. Или попросите в штабе – найдем вам койку, заночуете.

Твою-то мать!

Евреям, говорят, все-таки можно выезжать из города во время шаббата. Но солнце уже село, свечи зажглись. В шаббат ни один еврей, тем более ортодоксальный, приехавший отдыхать в Хеврон, не позволит себе водить машину из-за каких-то двух туристов, застрявших по незнанию у пещеры Патриархов. Их стоило спросить об этой услуге, но не стоило надеятся: никто не стал помогать. Шаббат. Нельзя.

– Я прошу прощения, вы не поможете нам выбраться отсюда? — Вопрос начальнику штаба, стоящему на втором этаже полицейского пункта, обращенный снизу вверх, словно к богу, был полон отчаяния.
– А вы откуда? – Впервые я пожалел, что я не из Израиля.
– Из России.
– Хе! Земляки, – Начальник штаба перешел на русский. Родной язык мало помогал выбраться из города, но все-таки это была отдушина: знать, что рядом есть люди, мыслящие и смотрящие на вещи так же, как и ты. По всей видимости, Хеврон патрулируют миротворцы из разных стран, для большей объективности, так что нечему особо удивляться. – Смотрите, ребята. Вы отсюда никак уже не уедете, город закрыт на шаббат.
– Но мы не можем здесь оставаться. У нас нет ни еды, ни палатки. Завтра вечером самолет, а вещи в отеле Тель-Авива.
– М-да, ну вы и влипли. Я не знаю. Пойдите в город, там у них хостелы есть. Заночуйте, с утра придумаем что-нибудь. Может, вывезем вас в составе военной группы.

Хостелы. Хостелы в Хевроне! Он то ли шутит, то ли бредит. Два часа мотания по городу — одни руины. Какие тут хостелы? Нора под могильным камнем?

– Хотя… Подождите, вы же из России? Паспорта у вас российские, не израильские?
– Нет, российские паспорта.
– Так что же вы мозги ебете? Идите на палестинскую часть, там ловите такси и уезжайте.
– Но мы ходили туда, там нет ничего!
– Да быть не может, плохо ходили. Вон там слева от Махпелы блокпост. Проходите через него, идёте через заброшенный рынок…

Побег

Говорят, чтобы победить страх, нужно столкнуться с ним лицом к лицу. Пройти через заброшенный хевронский рынок днем было щекотливым путешествием. Пройти там второй раз ночью — это представлялось кошмаром наяву.

Но другого пути не было. Пройдя через два блокпоста рядом с пещерой Патриархов, вновь пришлось окунуться в коридор пустой длинной улицы, утопающей в почти полной темноте — закатное небо еще оставалось светлым в городе, но никакой свет не проходил на заброшенный рынок, зажатый с двух сторон стенами домов и сверху занавешенный плотными лоскутными покрывалами.

Дети оказались все еще там. Теперь они не носились на велосипедах, а прятались за углы и выскакивали в тот момент, когда мы пробегали мимо — с дикими криками, завывая в след. Но теперь уже это было страшно только отчасти; страх перебивал адреналин и захлестнувший рассудок, невероятный цинизм по отношению к самим себе.

И вот уже ты не отскакиваешь в сторону от этих детей, а нападаешь с ответным воплем:

– Ну, дав-а-а-а-а-й! У-ха-ха-ха! Палестина гребанная!

А в конце рынка стояло последнее такси, и никого вокруг. Как будто специально все разошлись и расступились, уступив его в качестве приза за всё приключение. И это такси шло до Вифлеема ровно за те деньги, которые оставались в кармане.

Но вот ведь какое дело. Сев в такси, отдышавшись от забега по страшному рынку, не успев прийти в себя — спустя пять минут оглядываешься вокруг. От старого города, руин и войны не остается и следа. Вокруг горят огни брендовых магазинов электроники, сетевые кафе, вдаль уводит широкое освещенное шоссе, множество людей, ночная жизнь! А где же Хеврон?

А это и есть Хеврон. Добро пожаловать в H1. Это обычный город, с современными магазинами, банкоматами, хостелами, гостиницами, отелями, ресторанами, крупными компаниями, кафе, школами, детскими садами, жилыми домами, университетом!

Все это было здесь, рядом, нужно было только пройти чуть дальше. Постепенно руины и разруха рассеялись бы, улицы бы заполонили машины и люди, начался бы самый обыкновенный арабский город.

Но кто мог знать?

Доехав до Вифлеема, пришлось одолеть изрядный путь вдоль семиметровой израильской стены, еще раз взглянуть на рисунки Бэнкси, миновать гробницу Рахили и дом Анастас, пройти через виляющий коридор пропускного пункта между Палестиной и Израилем. А затем долго ловить попутку до Иерусалима, и после этого — до Тель-Авива, выгребая по карманам завалявшиеся несколько шекелей.

Но все это были приятные хлопоты. А Хеврон надолго остался в памяти как самый страшный город из всех когда-либо виденных автором за его скромную карьеру путешественника. Сводящий с ума своей неопределенностью. Распыляющий ужас в атмосфере разрушенных улиц и города-призрака. Поджидающий и заманивающий с целью нанести со спины удар — но никогда его не наносящий.

Самый страшный город на Земле — Хеврон. Поскорее бы в него вернуться.