Хеврон
Палестина — не единое государство, а разорванная в лоскуты территория, поделенная на три зоны.
В зоне A живут только арабы, а израильтяне не имеют права находиться здесь без специального пропуска — это неоспоримая палестинская территория. В зоне B разрешено пребывание для всех. И, наконец, зона C — только для израильтян и проезда палестинцев.
Когда говорят об оккупации Палестины, прежде всего имеют в виду зону С. Именно зона C делит непризнанное государство на куски, создавая огромные проблемы для жизни и передвижения по стране. Например, в зоне С палестинцам запрещено что-либо строить без особого разрешения израильских властей. Разумеется, такое разрешение получить на практике просто невозможно — 95% заявлений отклоняются, в то время как израильтяне получают разрешение без проблем. При этом в зоне С находится большинство природных ресурсов Палестины: плодородная земля, лес, минералы и вода.
И эта земля, к которой у людей нет доступа, занимает больше половины всей Палестины. Взглянем на карту: бежевые клочки — это зоны A и B, а огромная синяя территория двух оттенков — зона C. Вот, что представляет из себя Палестина. Разорванную в клочья страну!
В зоне A живут только арабы, а израильтяне не имеют права находиться здесь без специального пропуска — это неоспоримая палестинская территория. В зоне B разрешено пребывание для всех. И, наконец, зона C — только для израильтян и проезда палестинцев.
Когда говорят об оккупации Палестины, прежде всего имеют в виду зону С. Именно зона C делит непризнанное государство на куски, создавая огромные проблемы для жизни и передвижения по стране. Например, в зоне С палестинцам запрещено что-либо строить без особого разрешения израильских властей. Разумеется, такое разрешение получить на практике просто невозможно — 95% заявлений отклоняются, в то время как израильтяне получают разрешение без проблем. При этом в зоне С находится большинство природных ресурсов Палестины: плодородная земля, лес, минералы и вода.
И эта земля, к которой у людей нет доступа, занимает больше половины всей Палестины. Взглянем на карту: бежевые клочки — это зоны A и B, а огромная синяя территория двух оттенков — зона C. Вот, что представляет из себя Палестина. Разорванную в клочья страну!

В масштабах страны такое деление представить не так уж сложно, но как насчет конкретного города?
Хеврон поделен особым образом, отличным от всей остальной Палестинцы. Четверть города отделена в особую зону H2, которая выделена специально для евреев. Остальной город занят палестинцами и находится в зоне H1. При этом на границе двух зон, прямо посреди улиц города, стоят контрольно-пропускные пункты с вооруженными солдатами, которые не разрешают кому попало пересекать границу.
Каково это: жить в обычном городе, перерубленном пополам? Проходить досмотр посреди улицы? Не иметь возможности попасть в часть бывших школ, рынков, магазинов?
До Хеврона практически невозможно добраться из Иерусалима напрямую, если только не ехать с палестинцем на автомобиле через какие-нибудь хитрые объездные пути. Прямого автобуса или такси здесь быть не может, ведь дорогу в Хеврон перегораживает израильская стена еще у Вифлеема, а проезд по зоне С возможен на автобусе только до небольшого поселка Кирьят-Арба.
Кирьят-Арба — одно из первых еврейских поселений, созданных в Палестине. Место крайне неспокойное, расположенное совсем рядом с Хевроном. Здесь постоянно происходят теракты и жестокие столкновения между израильтянами и палестинцами. Кирьят-Арба — стратегическое место. Как и в Вифлееме, в Хевроне расположено одно из святейших мест для иудаизма. Евреи называют это место Меарат-ха-Махпела, арабы — мечетью Ибрагима, а христиане — пещерой Патриархов.
Хеврон поделен особым образом, отличным от всей остальной Палестинцы. Четверть города отделена в особую зону H2, которая выделена специально для евреев. Остальной город занят палестинцами и находится в зоне H1. При этом на границе двух зон, прямо посреди улиц города, стоят контрольно-пропускные пункты с вооруженными солдатами, которые не разрешают кому попало пересекать границу.
Каково это: жить в обычном городе, перерубленном пополам? Проходить досмотр посреди улицы? Не иметь возможности попасть в часть бывших школ, рынков, магазинов?
До Хеврона практически невозможно добраться из Иерусалима напрямую, если только не ехать с палестинцем на автомобиле через какие-нибудь хитрые объездные пути. Прямого автобуса или такси здесь быть не может, ведь дорогу в Хеврон перегораживает израильская стена еще у Вифлеема, а проезд по зоне С возможен на автобусе только до небольшого поселка Кирьят-Арба.
Кирьят-Арба — одно из первых еврейских поселений, созданных в Палестине. Место крайне неспокойное, расположенное совсем рядом с Хевроном. Здесь постоянно происходят теракты и жестокие столкновения между израильтянами и палестинцами. Кирьят-Арба — стратегическое место. Как и в Вифлееме, в Хевроне расположено одно из святейших мест для иудаизма. Евреи называют это место Меарат-ха-Махпела, арабы — мечетью Ибрагима, а христиане — пещерой Патриархов.
⁂
Автобус прибывает в Кирьят-Арбу, и первое знакомство с Хевроном и его ужасом начинается прямо здесь. Как пройти в город отсюда — еще нужно догадаться. В путеводителях не слишком подробно описывается весь маршрут, а район совсем не туристический.
Перед поездкой в Хеврон вообще стоило бы очень серьезно ознакомиться с этим местом. Это совсем не Вифлеем, хотя после Вифлеема может и показаться: куда уж круче? Но проблема еще и в том, что почти нигде не описывается, что на самом деле представляет из себя Хеврон. Только сухие данные о том, что город-де разделен на две части. Ну, разделен, и что с того? Вся страна разделена.
– Куда идете, ребята? – Неожиданно сзади слышится русская речь.
– В Хеврон.
– О-хо-хо, в Хеврон! Черт вас сюда понес?
Случайным встречным оказывается невероятно типажный персонаж: полный мужчина лет пятидесяти, в клетчатой рубашке, лужковской кепке, густо бородатый, с помятым пакетом продуктов из одного супермаркета в Иерусалиме, в гомерически огромных очках с двойным стеклом.
Перед поездкой в Хеврон вообще стоило бы очень серьезно ознакомиться с этим местом. Это совсем не Вифлеем, хотя после Вифлеема может и показаться: куда уж круче? Но проблема еще и в том, что почти нигде не описывается, что на самом деле представляет из себя Хеврон. Только сухие данные о том, что город-де разделен на две части. Ну, разделен, и что с того? Вся страна разделена.
– Куда идете, ребята? – Неожиданно сзади слышится русская речь.
– В Хеврон.
– О-хо-хо, в Хеврон! Черт вас сюда понес?
Случайным встречным оказывается невероятно типажный персонаж: полный мужчина лет пятидесяти, в клетчатой рубашке, лужковской кепке, густо бородатый, с помятым пакетом продуктов из одного супермаркета в Иерусалиме, в гомерически огромных очках с двойным стеклом.

– А зачем же вы собрались в Хеврон? Сегодня же пятница, с закатом солнца начнется шаббат. Помнится, был какой-то приказ — не пускать иностранцев в Махпелу перед шаббатом.
– Слышали что-то такое, поэтому и торопимся, – К тому времени, как автобус прибыл в Кирьят-Арбу, уже было полчетвертого, а солнце садится чуть позже семи. Нужно было успеть осмотреть все до заката, чтобы не бродить по военной зоне ночью.
– Да не торопитесь. Вы хоть что-то знаете про Хеврон? Как туда пройти и что там делать?
Персонажа звали Исраэль Луговской, и он оказался бывшим советским мигрантом, уехавшим во времена перестройки. Наверное, из-за того, что Луговской был профессором и автором нескольких статей по лингвистике, его рассказ о Хевроне оказался настолько изощренным, что пришлось потерять целый час, слушая сюжетные хитросплетения между повестью Стругацких и балладой о террористе Барухе Гольдштейне.
– Слышали что-то такое, поэтому и торопимся, – К тому времени, как автобус прибыл в Кирьят-Арбу, уже было полчетвертого, а солнце садится чуть позже семи. Нужно было успеть осмотреть все до заката, чтобы не бродить по военной зоне ночью.
– Да не торопитесь. Вы хоть что-то знаете про Хеврон? Как туда пройти и что там делать?
Персонажа звали Исраэль Луговской, и он оказался бывшим советским мигрантом, уехавшим во времена перестройки. Наверное, из-за того, что Луговской был профессором и автором нескольких статей по лингвистике, его рассказ о Хевроне оказался настолько изощренным, что пришлось потерять целый час, слушая сюжетные хитросплетения между повестью Стругацких и балладой о террористе Барухе Гольдштейне.
Барух Гольдштейн. Если читатель до сих пор слышал только о палестинском терроризме, то это имя — самое громкое имя среди террористов-евреев. Когда-то в 1994 году местный врач, выходец из Соединенных Штатов доктор Гольдштейн ворвался в пещеру Патриархов и открыл шквальный огонь по молящейся толпе мусульман. В этом теракте погибло 30 человек и было ранено более 150, после чего Гольдштейна сбили с ног огнетушителем и забили до смерти железными прутьями.

Луговской рассказывал страшные и запутанные вещи про Хеврон. Он лично знал отца Гольдштейна, да и, как кажется, знал и самого террориста, только не стал об этом говорить. Его хорошего друга подкараулили и убили палестинцы где-то там, между тех хибар по пути в город, через которые как раз был проложен маршрут в навигаторе.
– Как жаль, ребята, что вы мне раньше не позвонили!
– Да кто же знал, что вы есть?
– Эх, да. Вот бы я вам поводил по Хеврону. Показал бы Махпелу, все эти места — где резня была, где моего друга убили… Кстати, вот здесь, за заборчиком, могила Гольдштейна. Его хотели похоронить на старом еврейском кладбище, в Хевроне. Армейские власти воспротивились. Почему? Ясное дело: арабы стали бы приходить и разрушать его могилу. Поэтому местный раввин настоял на том, чтобы похоронить его вне города, здесь, в Кирьят-Арбе. Временно. Но с тех пор прошел уже 21 год. Сначала там была просто плита, потом её замостили. Можете сходить, посмотреть.
Через дорогу от места нашего разговора, в конце небольшой аллеи, за невысоким забором, действительно обнаружилась надгробная плита с надписями на иврите. Ни в одном путеводителе и ни на одной карте такое место, конечно, не может быть отмечено. Найти его случайно невозможно. Да и знать о каком-то Барухе нельзя, если не увлекаться историей палестинского конфликта. Но какой все-таки это артефакт: монумент террористу!
– Как жаль, ребята, что вы мне раньше не позвонили!
– Да кто же знал, что вы есть?
– Эх, да. Вот бы я вам поводил по Хеврону. Показал бы Махпелу, все эти места — где резня была, где моего друга убили… Кстати, вот здесь, за заборчиком, могила Гольдштейна. Его хотели похоронить на старом еврейском кладбище, в Хевроне. Армейские власти воспротивились. Почему? Ясное дело: арабы стали бы приходить и разрушать его могилу. Поэтому местный раввин настоял на том, чтобы похоронить его вне города, здесь, в Кирьят-Арбе. Временно. Но с тех пор прошел уже 21 год. Сначала там была просто плита, потом её замостили. Можете сходить, посмотреть.
Через дорогу от места нашего разговора, в конце небольшой аллеи, за невысоким забором, действительно обнаружилась надгробная плита с надписями на иврите. Ни в одном путеводителе и ни на одной карте такое место, конечно, не может быть отмечено. Найти его случайно невозможно. Да и знать о каком-то Барухе нельзя, если не увлекаться историей палестинского конфликта. Но какой все-таки это артефакт: монумент террористу!

Дорога из Кирьят-Арбы в Хеврон идет через холмистую местность по каким-то совершенно немытым хибарам и петляющим улицам. Карты этой местности неточные, навигатор сбоит.

Но даже если сориентироваться и идти правильно, то все равно невозможно догадаться, как войти в Хеврон. Вот, куда приводит карта. Хеврон на горизонте, а уходящая вниз дорога делает резкий поворот вправо. Ни указателей, ни переулочка — нет никакого намека на то, как пройти в город.

Зато в атмосфере начинает витать какое-то нервное напряжение. Вслед доносятся крики местной молодежи на арабском, по крышам домов бегают дети и запускают самодельных змеев, сделанных из черных полиэтиленовых пакетов. Такие же делают в индийских трущобах. Но то миролюбивая Индия, а это воинствующая Палестина.

Помогли только местные, любезно проводившие до самого пропускного пункта. Честно говоря, на миг показалось, что нас ведут убивать: после спуска по дороге нужно было свернуть налево, юркнуть между домами на лестницу и пройти через пещеру, выдолбленную, наверное, уже много веков назад и заросшую домами.

Это просто невозможно — догадаться самостоятельно, что идти нужно именно сюда! А после рассказов Луговского было совсем не по себе: как раз где-то здесь со спины подошли и убили его друга палестинцы.


Хеврон мутит сознание с первых шагов. По дороге из Кирьят-Арбы нужно пересечь пропускной пункт с солдатами, показав им паспорт и визу. Это значит, что происходит переход с израильской части на палестинскую.
Палестинская часть, на которую попадаешь после блокпоста, в ширину имеет метров триста. После прохода через неё и выхода из пещеры вновь встречается пропускной пункт, за который сопровождающий палестинец уже не может пройти. Это значит, что мы опять попадаем на территорию Израиля, не успев провести и двадцати минут в Палестине.
Пока все понятно. Но после прохождения контроля на входе в Хеврон оказываешься зажатым между двумя заборами. За забором справа стоит пещера Патриархов — она находится в Израиле. За забором слева развалины и жилые дома — они находятся в Палестине.
А где находится сама дорога?
Палестинская часть, на которую попадаешь после блокпоста, в ширину имеет метров триста. После прохода через неё и выхода из пещеры вновь встречается пропускной пункт, за который сопровождающий палестинец уже не может пройти. Это значит, что мы опять попадаем на территорию Израиля, не успев провести и двадцати минут в Палестине.
Пока все понятно. Но после прохождения контроля на входе в Хеврон оказываешься зажатым между двумя заборами. За забором справа стоит пещера Патриархов — она находится в Израиле. За забором слева развалины и жилые дома — они находятся в Палестине.
А где находится сама дорога?

Спуск в город несколько десятков метров так и идет между заборами.

И затем упирается в небольшую площадь с парком. В стороне стоит дом с израильским флагом.

Совсем рядом с ним — ограждение с палестинским флагом. Что за этим забором — Палестина? А перед ним, получается, Израиль?

Перед пещерой Патриархов стоит полицейский участок с флагами Израиля.

Однако стоит пройти от него вверх и вправо — попадаешь на палестинскую свадьбу, не встретив никаких заграждений по пути.

Но как? Как это возможно, если при таких переходах на Западном Берегу привычно видеть блокпосты с проверкой документов? Если Кирьят-Арба была еврейская, после первого досмотра мы оказались на палестинской территории, а после второго — в еврейской части Хеврона, то где мы сейчас? Это Палестина или Израиль?
И дорога между заборами — кому принадлежит эта дорога? Она ведь находится как будто между двумя странами. Но при этом, получается, не принадлежит ни одной из них!
Видите ли, дорогой читатель. Это ощущение очень сложно передать словами, но, находясь в Хевроне, нельзя понять, где находишься. Человеку привычно осознавать себя в конкретное время в конкретном месте: сейчас, в два часа ночи, автор сидит у себя дома, на родной улице в небольшом областном городе, который расположен в стране под названием Россия. И читатель находится у себя дома, на своей улице и в своей стране, которую он знает точно и однозначно.
Хеврон лишает этого фундаментального понимания: стоя на земле, зная свои координаты и даже название города, не можешь сказать, где именно находишься: в Палестине или в Израиле? Это чувство сложно передать. Но если думать об этом, оно начинает сводить с ума, и рассудок буквально кричит: «Ответьте, ответьте мне немедленно! Где я? Скажите точно, я должен знать это прямо сейчас: где именно я нахожусь? Что это за страна, чья она?!».
И дорога между заборами — кому принадлежит эта дорога? Она ведь находится как будто между двумя странами. Но при этом, получается, не принадлежит ни одной из них!
Видите ли, дорогой читатель. Это ощущение очень сложно передать словами, но, находясь в Хевроне, нельзя понять, где находишься. Человеку привычно осознавать себя в конкретное время в конкретном месте: сейчас, в два часа ночи, автор сидит у себя дома, на родной улице в небольшом областном городе, который расположен в стране под названием Россия. И читатель находится у себя дома, на своей улице и в своей стране, которую он знает точно и однозначно.
Хеврон лишает этого фундаментального понимания: стоя на земле, зная свои координаты и даже название города, не можешь сказать, где именно находишься: в Палестине или в Израиле? Это чувство сложно передать. Но если думать об этом, оно начинает сводить с ума, и рассудок буквально кричит: «Ответьте, ответьте мне немедленно! Где я? Скажите точно, я должен знать это прямо сейчас: где именно я нахожусь? Что это за страна, чья она?!».
Находиться на этой дороге между двух стран — все равно что попасть в зазеркалье, в параллельный мир, в черную дыру, которая проецируется внутрь шкафа, стоящего в комнате. Нельзя, ну нельзя стоять на дороге и не быть в какой-то определенной стране!
Так и стоишь на ней, не понимая, где стоишь. А тем временем по городу на больших военных джипах ездят солдаты, полностью экипированные: в тяжелых бронежилетах, с винтовками наперевес, с фонариком и аптечкой в карманах, дополнительным пистолетом, в пурпурном берете или каске, с рюкзаком, наколенниками, рацией, и в тяжелых военных ботинках.
Так и стоишь на ней, не понимая, где стоишь. А тем временем по городу на больших военных джипах ездят солдаты, полностью экипированные: в тяжелых бронежилетах, с винтовками наперевес, с фонариком и аптечкой в карманах, дополнительным пистолетом, в пурпурном берете или каске, с рюкзаком, наколенниками, рацией, и в тяжелых военных ботинках.

– Господа! Прошу прощения, вы не могли бы подсказать, где мы сейчас находимся? Я понимаю, что это звучит странно. Но вот там Израиль, а вон там Палестина. Если мы с вами стоим между ними, то где мы, получается, стоим?
– Да мы сами не знаем. Военная зона это. Спорная территория.
Спорная территория. Вот как она выглядит: ничем не отличается от обычной, только сводит с ума. Что ж, по крайней мере такое объяснение — спорная территория — помогает рассудку временно успокоиться.
В это время где-то неподалеку начинает что-то взрываться и шипеть, как будто пулеметная очередь. Солдаты переглядываются.
– Это что, стрельба?
– Да нет, фейерверки, скорее всего. Они тут любят так провоцировать, петарды запускают. Такое постоянно.
Хеврон — гнетущее место. Все напоминает о том, что это настоящая военная зона.
– Да мы сами не знаем. Военная зона это. Спорная территория.
Спорная территория. Вот как она выглядит: ничем не отличается от обычной, только сводит с ума. Что ж, по крайней мере такое объяснение — спорная территория — помогает рассудку временно успокоиться.
В это время где-то неподалеку начинает что-то взрываться и шипеть, как будто пулеметная очередь. Солдаты переглядываются.
– Это что, стрельба?
– Да нет, фейерверки, скорее всего. Они тут любят так провоцировать, петарды запускают. Такое постоянно.
Хеврон — гнетущее место. Все напоминает о том, что это настоящая военная зона.

Все окна домов заколочены и зарешечены, на многих крышах стоят будки, из которых в период волнений могут следить снайперы.

На улицах разбросаны бетонные блоки в форме буквы П, которые используются как прикрытия в перестрелках.

Для лучшего контроля улиц города проходы между домами забаррикадированы грудой бетонных блоков или ржавых канистр — чем придется — главное, чтобы оставалось как можно меньше путей наступления врага, чтобы передвижение было возможно только по основным улицам.



Заколочены железными щитами некоторые проходы в дома.

Но самое-самое — это блокпосты посреди улиц. Туристы проходят через них без проблем, а вот палестинцев каждый раз ждет досмотр всех личных вещей.

Чуть отойдя от центральной площади, где стоит полицейский участок, лишний раз подумаешь: а стоит ли идти дальше?
В Хевроне можно снимать фильм ужасов. Когда посреди разрушенного войной города с чучелами террористов на крышах домов и укрытиями от обстрела одинокий ободранный пацан играет в мяч, отбивая его от бетонных перекрытий и кричит что-то на арабском, увидев белых людей, — внутри что-то передергивает.
Дорога ведет дальше, в еще более настоящий Хеврон. Но стоит ли туда идти?
В Хевроне можно снимать фильм ужасов. Когда посреди разрушенного войной города с чучелами террористов на крышах домов и укрытиями от обстрела одинокий ободранный пацан играет в мяч, отбивая его от бетонных перекрытий и кричит что-то на арабском, увидев белых людей, — внутри что-то передергивает.
Дорога ведет дальше, в еще более настоящий Хеврон. Но стоит ли туда идти?

Нет, это слишком. Стены Вифлеема еще можно было стерпеть, они были мирными, хотя и выглядели устрашающе. В Хевроне же попросту идет война. Лучше сматываться отсюда. И не тем путем, каким пришел — второй раз через те пещеры идти не хочется. Из города можно уехать по палестинской части, только как к ней пройти?
⁂
Единственное спокойное место в Хевроне — рядом с пунктом полиции и пещерой Патриархов. Пещера уже закрыта: на часах пять, скоро начнется шаббат. Зато здесь постоянно дежурят военные и относительно чисто. По пути встречается пара молодых людей в одежде защитного цвета с маркировкой EAPPI — международная религиозная организация с миротворческой и наблюдательной миссией в Палестине. По виду ребята чем-то напоминают Свидетелей Иеговы: такие же типажи со светлыми волосами, в одинаковой одежде и с милой улыбкой на лице, за которой читается какая-то сверхидея.

– Добрый день. Вы не подскажете, как отсюда выбраться?
– Здравствуйте. А куда вам нужно?
– В Иерусалим или Вифлеем. Лишь бы отсюда подальше.
– Вы евреи? Из Израиля?
– Нет, из России.
– Это хорошо... – Что он хотел этим сказать? – Ох, как бы вам объяснить. Слева от пещеры Патриархов есть пропускной пункт. Нужно пройти через него, потом повернуть налево и пройти через еще один — вы окажетесь на улице, там будет старый заброшенный рынок. Улица прямая, с двух сторон дома — вам просто нужно идти прямо. В одном месте будет поворот, улица начнет загибаться, — игнорируйте, идите прямо до тех пор, пока не выйдете с рынка в город. А там вы найдете такси, маршрутку или автобус — он вас подвезет до Вифлеема. Там уже пройдете за стену и поймаете такси до Иерусалима.
– Понятно, а можно ли уехать по еврейской части?
– Я бы не советовал.
– Но мы сюда именно так попали. Мы сумасшедшие, да?
– Да нет, ну что вы.
– А на заброшенном рынке безопасно?
– Да, конечно.
– Точно?
– Хм, да безопасно там. Не бойтесь.
Не бойтесь. Легко тебе говорить, в своей униформе-то.
За двумя блокпостами действительно оказался заброшенный рынок. С двух сторон улица зажата между непрерывными стенами домов с заколоченными дверями.
– Здравствуйте. А куда вам нужно?
– В Иерусалим или Вифлеем. Лишь бы отсюда подальше.
– Вы евреи? Из Израиля?
– Нет, из России.
– Это хорошо... – Что он хотел этим сказать? – Ох, как бы вам объяснить. Слева от пещеры Патриархов есть пропускной пункт. Нужно пройти через него, потом повернуть налево и пройти через еще один — вы окажетесь на улице, там будет старый заброшенный рынок. Улица прямая, с двух сторон дома — вам просто нужно идти прямо. В одном месте будет поворот, улица начнет загибаться, — игнорируйте, идите прямо до тех пор, пока не выйдете с рынка в город. А там вы найдете такси, маршрутку или автобус — он вас подвезет до Вифлеема. Там уже пройдете за стену и поймаете такси до Иерусалима.
– Понятно, а можно ли уехать по еврейской части?
– Я бы не советовал.
– Но мы сюда именно так попали. Мы сумасшедшие, да?
– Да нет, ну что вы.
– А на заброшенном рынке безопасно?
– Да, конечно.
– Точно?
– Хм, да безопасно там. Не бойтесь.
Не бойтесь. Легко тебе говорить, в своей униформе-то.
За двумя блокпостами действительно оказался заброшенный рынок. С двух сторон улица зажата между непрерывными стенами домов с заколоченными дверями.

Сверху на протяжении всего рынка натянута железная сетка с кучами мусора на ней. Говорят, что это евреи, живущие на верхних этажах, скидывают мусор из окон на арабов.


Эта улица — часть старого города, сейчас находящаяся в израильской части Хеврона. Не до конца понятно, что здесь происходит. Если пройдены блокпосты, то почему это израильская часть? Как могут евреи кидать мусор на арабов, если они вообще не должны жить в одном доме?
Деление Хеврона простое только на бумаге. Кажется, здесь все-таки могут жить одновременно оба народа. Только они разделены между собой вплоть до того, что по правой стороне одной улицы могут ходить только евреи, а по левой — только палестинцы. И все под надзором военных. Чудовищное место.
Деление Хеврона простое только на бумаге. Кажется, здесь все-таки могут жить одновременно оба народа. Только они разделены между собой вплоть до того, что по правой стороне одной улицы могут ходить только евреи, а по левой — только палестинцы. И все под надзором военных. Чудовищное место.

На заброшенном рынке оказалось еще неуютнее, чем среди развалин. Отсюда некуда свернуть, даже улететь нельзя — сверху сетка. На улице никого, только иногда пройдут какие-нибудь женщины в черных абайях или подозрительные арабы, косящиеся на иностранцев.

Хочется уйти отсюда побыстрее. Но возвращаться назад нельзя, путь этот теперь единственный. Можно только прибавить шагу, даже побежать немного, чтобы поскорее выйти в город и сесть в автобус.

А тут еще встречаются дети. Сумасшедшие палестинские дети, которые рассекают по заброшенному городу на своих велосипедах. Они как будто чувствуют страх и специально играют на этом: разгоняются по прямой улице и на полной скорости летят прямо в тебя, да еще крича при этом что есть сил: «А-А-А-А-А-А!».
Пытаешься отскочить — а они выруливают на тебя! В последний момент резко тормозят и уходят с заносом в сторону. Мурашки по коже. Начинаешь ускорять шаг — слышишь злорадный детский смех вслед. Фильм ужасов.
Пытаешься отскочить — а они выруливают на тебя! В последний момент резко тормозят и уходят с заносом в сторону. Мурашки по коже. Начинаешь ускорять шаг — слышишь злорадный детский смех вслед. Фильм ужасов.

И где-то посреди этой улицы висит старая табличка «Туристический центр». Какого хрена! Точно, расчет на то, чтобы кто-нибудь свернул в подворотню, где ему всадят заточкой в бок.

Рыночная улица продолжается уже полкилометра, а выхода все нет. Наконец, она делает долгожданный поворот, где хотя бы видно небо над головой. Это половина пути.

Первые люди. Развалины домов с израильскими флагами, будками на крышах и колючей проволокой.

После небольшой передышки улица снова ныряет в рынок, теперь вместо домов по сторонам стоят пустые прилавки, а вместо железной сетки на потолке висят рваные лоскуты, сшитые из пакетов и тряпья.


В конце концов заброшенный рынок кончается, выводя к более-менее приличной улице, на которой, правда, нет никаких автобусов или такси. И на карте никаких остановок нет. Что теперь? Идти вперед? Если мы уже сбились, то попадем в точно такие же трущобы. Идти назад? Никогда! Только не на рынок снова!
Внезапно со стороны рынка выходит прилично одетый молодой человек, в офисной белой рубашке и черных брюках. Палестинец.
– Эй, привет.
– Ну, здравствуй. (Тебя еще не хватало.)
– Что ищете?
– Автобусную остановку. Убраться отсюда хотим.
– А, это вам нужно туда дальше пройти. Или вернуться назад, можете уехать через еврейскую часть, там автобусы.
– Мы только что оттуда, нам сказали, что лучше через палестинскую часть уехать. Но тут автобусов что-то никаких нет.
Парень в белой рубашке внушает доверие и говорит на хорошем английском. Кажется, с ним можно вести диалог.
– Слушай, дружище. А что тут происходит? Заброшенные рынки, военные, кошмар какой-то.
– Ха, так это же Хеврон. Вы не в курсе? Евреи поделили город пополам, оккупировали полгорода, поставили блокпосты. Мы тут ходить спокойно не можем, там наши дома остались, школы. Рынки все пришлось закрыть. Вы по городу хорошо погуляли, все видели?
– Нет, только часть рядом с пещерой Патриархов. Дальше не пошли, там одни руины. Решили уехать.
– Зря! Пойдемте со мной, покажу тут все!
– Да что-то это. Стрёмно как-то.
– Почему, чего бояться? Посмотри вокруг. Вон блокпост, там военные. Они нас охраняют. Там дальше полиция, снайперы везде. Чего боятся? Тут военная зона, каждый шаг под контролем. Пойдем, покажу город. И, кстати, я из правозащитной организации. Покажу вам свой проект.
А черт с тобой! Пошли. Впереди неизвестно что, позади рынок с сумасшедшими детьми. И если тут оставаться навсегда, то хотя бы город посмотреть. Тем более, правда: военные же везде. Может быть, Хеврон не такой уж страшный?
И мы разворачиваемся и идем назад, только не через рынок, а несколько правее, другим путем, куда ведет наш случайный гид — не до конца понятно, куда именно, но точно ясно, что как раз в ту часть города, перед которой мы тогда спасовали.
На дороге снова появляются бетонные завалы. Теперь уже с надписями «Бойкот Израилю! Победим город-призрак!».
– Эй, привет.
– Ну, здравствуй. (Тебя еще не хватало.)
– Что ищете?
– Автобусную остановку. Убраться отсюда хотим.
– А, это вам нужно туда дальше пройти. Или вернуться назад, можете уехать через еврейскую часть, там автобусы.
– Мы только что оттуда, нам сказали, что лучше через палестинскую часть уехать. Но тут автобусов что-то никаких нет.
Парень в белой рубашке внушает доверие и говорит на хорошем английском. Кажется, с ним можно вести диалог.
– Слушай, дружище. А что тут происходит? Заброшенные рынки, военные, кошмар какой-то.
– Ха, так это же Хеврон. Вы не в курсе? Евреи поделили город пополам, оккупировали полгорода, поставили блокпосты. Мы тут ходить спокойно не можем, там наши дома остались, школы. Рынки все пришлось закрыть. Вы по городу хорошо погуляли, все видели?
– Нет, только часть рядом с пещерой Патриархов. Дальше не пошли, там одни руины. Решили уехать.
– Зря! Пойдемте со мной, покажу тут все!
– Да что-то это. Стрёмно как-то.
– Почему, чего бояться? Посмотри вокруг. Вон блокпост, там военные. Они нас охраняют. Там дальше полиция, снайперы везде. Чего боятся? Тут военная зона, каждый шаг под контролем. Пойдем, покажу город. И, кстати, я из правозащитной организации. Покажу вам свой проект.
А черт с тобой! Пошли. Впереди неизвестно что, позади рынок с сумасшедшими детьми. И если тут оставаться навсегда, то хотя бы город посмотреть. Тем более, правда: военные же везде. Может быть, Хеврон не такой уж страшный?
И мы разворачиваемся и идем назад, только не через рынок, а несколько правее, другим путем, куда ведет наш случайный гид — не до конца понятно, куда именно, но точно ясно, что как раз в ту часть города, перед которой мы тогда спасовали.
На дороге снова появляются бетонные завалы. Теперь уже с надписями «Бойкот Израилю! Победим город-призрак!».

Через двести метров возникает серьезный блокпост, через который мы проходим без проблем, а нашего спутника досматривают: заставляют вынуть все вещи из карманов.

После перехода блокпоста гид, чертыхнувшись на солдат, начинает свою экскурсию.
«Эта часть города называется „Город-призрак“. Когда-то весь Хеврон был палестинским, но в его исторической части рядом с пещерой Патриархов жило несколько сотен евреев. Потом еврейский террорист Барух Гольдштейн расстрелял молящихся мусульман в мечети, тогда израильские власти закрыли все магазины и запретили палестинцам ездить по улицам, поставили везде своих военных.
Они называют это защитой. Но в той части города жило 30 тысяч палестинцев! А они тут разнесли и перекрыли всё ради каких-то 300 евреев! Посмотрите: видите, тут все закрыто, заколочено? А раньше тут был рынок, люди ходили.»
«Эта часть города называется „Город-призрак“. Когда-то весь Хеврон был палестинским, но в его исторической части рядом с пещерой Патриархов жило несколько сотен евреев. Потом еврейский террорист Барух Гольдштейн расстрелял молящихся мусульман в мечети, тогда израильские власти закрыли все магазины и запретили палестинцам ездить по улицам, поставили везде своих военных.
Они называют это защитой. Но в той части города жило 30 тысяч палестинцев! А они тут разнесли и перекрыли всё ради каких-то 300 евреев! Посмотрите: видите, тут все закрыто, заколочено? А раньше тут был рынок, люди ходили.»


Гид сворачивает с улицы и поднимается по старой лестнице наверх. На вершине небольшого холма — а весь город построен на холмах — виднеется знакомая по Вифлеему снайперская вышка. Наверное, там проходит и местная стена.

С высоты открывается отличный обзор Хеврона. И теперь, после рассказа гида, становится понятно, как могут израильтяне и палестинцы жить в одном месте: Хеврон был совершенно особенным случай, когда два народа разделить по четкой линии было просто невозможно: они жили здесь под боком друг у друга много веков подряд. Схватывались, резали друг друга — все бывало, но город был целым до тех пор, пока не пришел 21 век с его интифадами и террористами.
Теперь Хеврон поделен на две части, однако несколько десятков тысяч палестинцев, живших на новоиспеченной израильской части города, невозможно было единомоментно взять и выселить. Пришлось допустить смешение: арабы могут жить на еврейской части, но с кучей средневековых ограничений.
Теперь Хеврон поделен на две части, однако несколько десятков тысяч палестинцев, живших на новоиспеченной израильской части города, невозможно было единомоментно взять и выселить. Пришлось допустить смешение: арабы могут жить на еврейской части, но с кучей средневековых ограничений.
