Касабланка

В Марокко нет города Касабланка.

Есть город Белый дом. Именно так переводится с арабского название Эд-Дар Аль-Байда. Слово «Дар» означает «дом», слово «байда» означает «белый». Название «Касабланка» пришло во все языки мира из испанского. «Каса» по-испански также значит «дом», а «бланка» все также означает «белый». Впервые же название городу дали португальцы, когда завоевали берберский городок Анфа в 15 веке.

Глупо было бы думать, что название городу дали за его белые дома. Все наоборот. Когда-то португальцы дали первый толчок, и с тех пор дома в Касабланке строят только белыми, чтобы подчеркнуть название города.

Половину своей истории Марокко находилось под властью внешних правительств: то арабов, то португальцев, то Испании и Франции. Хотя столицей колоний всегда были Рабат или Тетуан, Касабланка оставалась экономическим центром страны и крупным портом.

Поэтому сюда, как и в Рабат, стекался капитал. Здесь велось роскошное строительство. Касабланка стала одним из самых европейских городов Марокко. С высоты она похожа на Париж: в этих длинных прямых улицах, лучами сходящихся в круглых узлах, хорошо заметно влияние Франции.

Сама архитектура тоже досталась Касабланке от французов. В городе полно весьма недурных зданий в стиле барокко. Проезжающий мимо современный трамвай французской компании Alstrom вообще заставляет подумать: не в Европе ли мы?

Марокко остается де-факто французским курортом. Больше всего туристов сюда приезжает из Франции. Для французов в стране созданы все условия. Больше трети марокканцев свободно говорят на французском, а в крупных городах, таких как Касабланка, на французский язык переведены все дорожные знаки.

Центральный квартал Касабланки на общий вид не отличить от пригорода Парижа.

Здесь живут очень состоятельные марокканцы. Квартиры в этих домах — самые дорогие в городе, и их жильцы даже одеваются как зажиточные европейцы. В пальто, с шарфиком.

При желании в Касабланке можно найти себе уголок, жить по-европейски и горя не знать.

Но все-таки мы не в Европе. Мы в Африке. И постепенно Касабланка дает это понять. По мере путешествия в городе открываются мавританские дома с арками в форме куполов. Они представляют собой нечто среднее, переходное между Европой и Африкой.

Прекрасное здание Главпочтамта — еще один переходный образец архитектуры. Все еще ар-нуво, но с сильным мавританским налетом.

Но чуть глубже в город — и вот из колониальных особняков начинают вырастать трухлявые панельки, все такие же белые. В африканском мире их называют небоскребами.

Последним форпостом Европы становится большая площадь в центре Касабланки.

За площадью начинается медина — исторические кварталы старого города. Медина Касабланки обнесена крепостной стеной, и войти в нее можно через большие ворота с восточной аркой, сквозь которую как через портал видно настоящую жизнь.

Мы набираем в легкие последнего воздуха цивилизации — и ныряем в медину.

Флус

В 11 часов вечера мы ловим такси с задачей проехать через весь город к отелю. Таксист не говорит на английском языке совсем. Это хороший знак: значит, он не будет разводить на деньги. Плохая новость в том, что ему невозможно что-либо объяснить.

— Дружище, сколько будет стоить эта поездка? Мани, мани!
— А-а-а, мани? Флус!
— Чего?
— Мани, флус!

В ответ таксист только мотает головой и повторяет: «флус». Что такое флус? Бесплатно что ли?

— Ноу мани?
— Ноу, ноу. Флус.
— Ноу. Мани. Окей? — Повторяю отчетливо, что не собираюсь платить.
— Окей, окей.
— Спасибо, родной! Люблю Марокко!

Трое состоятельных русских выходят ночью из такси не заплатив ни дирхама бедному марокканскому таксисту. Какая приветливая страна! Вот только водитель почему-то меняется в лице и уезжает.

История не дает мне покоя неделю. И вот я решаюсь поискать перевод слова «флус». Оказывается, это не «бесплатно». «Флус» значит «мелочь».

Этот бербер приятной наружности просил хоть немного денег, а трое состоятельных русских проехали через весь город и нагло свалили в закат.

Медина нравится с первого взгляда. Наконец-то на скамейке сидит настоящий марокканец в национальном костюме, а не модный француз в пальто.

Наконец-то в кадр сами лезут замершие мгновения жизни старого города.

Мечеть стоит прямо посреди базара и квадратным столбом высится над всеми домами в округе. По арабскому этикету дом не может быть выше мечети, поэтому крыши делают самую малость ниже громоотвода на минарете.

С крыши одного кафе на рынке видны элитные городские кварталы, на фоне которых цветут чьи-то дешевые бунгало.

Медина почти вся занята рынком. Сам рынок ничем не примечателен: продают всякий хлам, которого полно и у нас. Топовая арабская одежда, медные чайники, зонтики, специи, еда — совершенно скучный базар.

Но стоит поднять голову вверх:

Это типичная арабская жизнь. Базар в странах Востока встроен прямо в город. Каждый магазин, каждая лавка, которую вы здесь найдете, будет разбита на первом этаже жилого дома. На втором и третьем этаже живут владельцы магазина.

Каждое утро они просыпаются в своих хлипких кроватях, умываются, совершают предрассветную молитву и спускаются на нижние этажи. Сматывают гремящие рольставни, расставляют столы и стулья, развешивают штаны и куртки и запускают новый день торговли.

Сверху над их лавками, из окон их жилищ нависает стираное белье.

К двенадцати дня, когда начинается самое пекло, торговцы на время закрывают ставни и сворачивают торговлю, чтобы сходить на полуденную молитву. После нее стоит отдохнуть и открыть магазины снова, когда жара спадет.

Впрочем, Марокко не слишком религиозная страна, а Касабланка — очень жадный город. Молитву можно сделать и в ларьке, а магазин можно и не закрывать. Главное — успеть, пока нет покупателей-туристов, готовых скупать памятный хлам круглые сутки.

Среди базара находятся и отели, которые представляют собой типичные караван-сараи, одни из лучших на Востоке. Чаще всего отели — самые опрятные здания в медине. Стены их выкрашены белой краской, аккуратные надписи делают ярким синим или красным цветом, дублируя на двух языках.

Отель по-арабски будет «фундук».

Немногие дома в медине хорошо сохранились вместе с европейскими балконами и ставнями в окнах.

Уличные таблички в медине — произведение искусства. Арабские надписи любого содержания смотрятся как образцы каллиграфии.

В Марокко вообще осталось много старины. По улице может запросто проехать «Рено» 1950-х годов, примерно как на дорогах России можно встретить старую «Волгу». Старые французские автомобили очень популярны в небогатой колонии.

Медина Касабланки заканчивается так же быстро, как и началась — ближе к крепостной стене начинаются причесанные туристические улицы.

За стеной вырастают нищенские кварталы, над которыми возвышается гигантский минарет.

Шальной город

Ночью Касабланка кипит бурной жизнью. На центральные улицы вываливает весь марокканский сброд. На каждом углу предлагают гашиш или марихуану. Город пыжится как может и мигает примитивным неоном.

На углу площади-форпоста собираются длинные очереди. Одна очередь тянется на сто метров. Люди ждут автобус, чтобы доехать домой, к спальным окраинам города. Другая очередь стоит за едой, которую раздают беднякам.

Толпа народа собирается кругом на площади и гудит на всю улицу — внутри плотного кольца показывают цирковые номера. Мне кажется, что циркач в сговоре с карманниками, которые наверняка уже вытянули пару бумажников.

Я говорю Куракину:

— Саша, это шальной город. Иди, конечно, по своим барам, но смотри, чтобы не подсыпали в пиво какой-нибудь димедрол.
— Окей, кэп.

Куракин появляется в три часа ночи и рассказывает:

— Ты был прав, город совершенно шальной! Тут реально опасно ночью, лучше не ходить.
— Где был, что видел? Зашел в бар?
— Зашел. Короче, иду по улице и понимаю, что весь город преобразился. Днем не видно ничего, а ночью загораются вот эти неоновые вывески и оказывается, здесь столько баров! Тут я обнаруживаю, что народ куда-то делся и я иду по улице один. Стало не по себе.
— Да, мы тоже заметили, что к вечеру все куда-то расходятся. Нормальные местные не ходят по ночам, боятся.
— В общем, в бар я зашел. Но перед этим из бара вывалился пьяный араб, который дрался с негром. И мне долго не хотелось никуда заходить, но я все-таки себя переселил и зашел. Сел, заказал пива. Девушка за барной стойкой мне жестами посоветовала, какое пиво лучше взять.
— И какое же ты взял, Гиннесс?
— Балтику девятку, ага. Да какое-то местное разливное. Но самый прикол в том, что барменша сразу же ко мне подсела. Хотя я не думал, что проститутка прилагается к пиву.
— Вау, ну как первая ночь с марокканкой?
— Не-не, ну его нафиг. Я так засмущался, непривычно. В общем она так и сидела минут пять. Я не знаю французского, она не знает английского. Ну, познакомились, я ей говорю: Саша. Она мне: Наоми. Посидела и ушла потом. А я решил пойти домой и больше не пить, мало ли что.
— Все понятно. Пиво-то хоть вкусное?
— Да ничего такое. А город реально... как ты там сказал?
— Шальной.

В Марокко достаточно высокий индекс Джини — коэффициент неравенства доходов. Уровень расслоения общества этой африканской страны всего на 2% ниже России.

Поэтому в Касабланке следом за богатыми французскими домами можно найти и свои облезлые хрущевки, которые стоят на отшибе города.

Индекс Джини хитрый. Он показывает разницу в доходах: насколько богатые имеют больше денег, чем бедные. Коэффициент ничего не говорит о степени богатства и глубины нищеты. Зато если в стране высокий коэффициент Джини, то можно с уверенностью сказать: если по одну сторону дороги стоят дорогие бизнес-центры...

то по другую сторону должны стоять бунгало.

Интересно, учитывает ли индекс Джини богатство попов, имамов и брахманов, строящих гигантские молельные дома на фоне — и за счет — поражающей бедности?

В Касабланке стоит мечеть Хасана Второго, пятая по площади мечеть — и с самым высоким минаретом в мире.

Я уже говорил, что у мусульман не принято строить дома выше мечети. Но я никогда не думал, что высоту минарета можно поделить на высоту дома и получить коэффициент Джини.

Мечеть Хасана Второго — единственная в Марокко мечеть, которая открыта для не-мусульман.

На входе в остальные мечети стоит охранник и каждого белого спрашивает: муслим? Можно запросто ответить «да» — вряд ли будут проверять знание шахады. Впрочем, шахаду в наше время должен знать любой культурный человек.

Мечеть огромная. Я не просто так начал про коэффициент Джини — она построена не когда-то двести лет назад, а в 1993 году.

Вблизи здание совершенно пластиковое. Новострой заметит далеко не каждый, но едва осязаемое ощущение подделки чувствуется.

Это из-за огромной пустой площади перед мечетью. Молельные дома всегда появлялись как центр городской жизни, пока их не начали строить ради понта.

Вдалеке от мечети виден маяк.

Во времена Второй мировой войны Касабланка стала одной из точек бегства европейцев в Новый свет от наступающего Третьего Рейха.

Сюда переправлялись мигранты: сначала в алжирский город Оран, затем на поезде через все Марокко до Касабланки. Здесь мигранты могли найти убежище или получить выездную визу и сбежать в Америку. Фильм 1942 года «Касабланка» рассказывает о городе тех лет.

Минарета в те годы еще не было. Возможно, последнее, что видели переселенцы на уходящем корабле, — этот маяк.

До маяка можно добраться только на такси, но у мечети слишком много туристов, и таксисты заламывают цены. Сам маяк окружен блатными районами, в которых сразу за дорогими ресторанами с черными джипами начинаются трущобы.

Море неспокойно. Грязные волны засраного океана бьют о элитное жилье.

Кучи мусора ручьями текут в обрыв. От Европы не остается и следа, начинает ощущаться бедная Африка, примерно такая, которую показывают в безумных отчетах про Сомали.

Побережье — самая жуткая часть африканских городов. Океан в Африке — это бездонное помойное ведро, в которое можно спускать грязь как в унитаз.

В былые годы Касабланка пыталась обустроить пляжи и сделать свое маленькое Майами. Не получилось: пляж не нужен людям. Берег закидали мусором, а дорога к смотровой точке развалилась так, что стала похожа на руины древних Афин.

Так живет большая часть Марокко и подавляюще большая часть всей Африки.

Мы же завершаем путешествие по Касабланке, но двигаемся не в Новый свет, а вглубь страны в Марракеш. И последнее, что остается на горизонте — не старинный маяк, а новодельная мечеть.